Близкое вечное

Искусство — это всегда диалог: между художником и временем, между поколениями, между внутренним и внешним миром. В творчестве двух художниц из одной семьи — Марии Ивановны Смирновой (1918—2015) и её дочери Ольги Семёновны Смирновой (р.1953) — этот диалог становится особенно явным. Их работы, словно два окна в мир, открывают зрителю разные грани реальности: одну — камерную, теплую, наполненную тихим счастьем дома; другую — безграничную, холодноватую, завораживающую своей космической масштабностью.  



Мария Смирнова — ленинградская художница, чья жизнь сплетена с историей века: блокада, эвакуация, послевоенное возрождение. Она принадлежит к поколению, воспитанному строгими канонами соцреализма, но сумевшему сохранить в себе романтический взгляд на мир. Её картины — это уютная вселенная, где труд радостен, природа сияет, а жизнь похожа на добрую сказку. Земля здесь плодородна, воздух мерцает радужными переливами, а каждый предмет — будь то спелое яблоко, хрустальная ваза или книга на столе — окутан тонкой, почти волшебной дымкой.  

Но за этой идиллией скрывается глубокая внутренняя работа. В автопортретах художница строга, вдумчива, лишена иллюзий — она словно напоминает себе о тех трудностях, с которыми ей пришлось столкнуться в реальной жизни. Как к художнику она предъявляет к себе очень строгие требования. Её мир — это не просто красивая картинка, а сознательно выстроенный гармоничный порядок, где человек обустраивает пространство под свою «тихую счастливую жизнь».  

Мария Смирнова училась в Ленинградской Академии художеств у Б.В. Иогансона. Она почти всегда писала с натуры, часто бывала на Творческих дачах: на Сенеже и Академической даче, в Старой Ладоге, Гурзуфе и в Горячем Ключе. Живопись М. Смирновой, классическая и лиричная, запечатлевала саму жизнь в её простых и прекрасных проявлениях.  



Поколение 70-х, к которому принадлежит Ольга Смирнова, смотрит на мир иначе. Если для Марии Ивановны природа вторит человеческому настроению, то её дочь видит её иной: бескрайней, непознаваемой, живущей по своим законам. Здесь нет пасторальной уютности — вместо спелых фруктов и домашних яблонь перед нами бесконечные горизонты, космические дали, холодноватый свет далёких звёзд.

Этот мир не враждебен, но суров. Человек в нём — не хозяин, а песчинка, заворожённый наблюдатель. Научный прогресс, вместо того чтобы подарить ощущение власти над миром, лишь раздвинул горизонты непознанного. И потому в этих работах — первобытное благоговение перед мирозданием, почти детское желание «заглянуть под крышку часов», понять скрытый механизм бытия.  



Обе художницы — романтики, но их романтика разного рода. У Марии Ивановны — это мир дома, труда, маленьких радостей. Здесь человек меняет природу, а пространство замкнуто, как страницы любимой книги.  

В работах Ольги Семеновны — мир без границ, где время расширяется, захватывая прошлое и будущее, а место человека — где-то между атомом и галактикой.  

На ее картинах — вечное: древние скифские курганы, найденные в экспедициях предметы, суровые будни строителей БАМа, память о войне в семейных историях. Её картины стали мостом между прошлым и настоящим, где каждая деталь — разговор с историей.

И всё же их объединяет одно: верность своим темам и тончайшее чувство цвета. Мария Ивановна пишет так, будто накидывает на реальность радужный муар; её дочь — словно всматривается в саму ткань мироздания, улавливая его мерцающие нюансы.  



Петербург, интровертный и сдержанный, становится идеальным фоном для этого диалога. Здесь ценности не выставляют напоказ — они прячутся в полутонах, в отражениях в оконных стёклах, в тихом свете мастерской. Две художницы, два поколения, два взгляда — но оба говорят об одном: о красоте мира, будь он бесконечно близким или бесконечно далёким.  



И зритель, глядя на их работы, становится соучастником — то ли уютного домашнего круга, то ли величественного космического простора.